Жизнь в кредит — часть американской культуры. Пример: в комедии «Эван Всемогущий» главный герой, получив повышение, немедленно берет кредит на новый автомобиль и ипотеку. В фильмах «Флинстоуны», «Один Дома» и сотнях других герои расплачиваются именно кредитными, а не дебетовыми картами.

Эти поведенческие паттерны выразил (2) в цифрах журнал The Economist: в 1990 году средняя закредитованность американских домохозяйств составляла 90% от их дохода, а к началу кризиса в 2007 — уже 127%.

Федеральная резервная система США (аналог ЦБ РФ) во главе с Аланом Гриспеном должна была сдерживать кредитные аппетиты людей, но вместо этого поощряла их низкими процентными ставками.

Примерно в 80-е годы легенда финансового рынка Льюис Раньери придумал способ, как усидеть на двух стульях: выдать ипотеку, не отдавая денег с помощью ипотечных деривативов.

Механизм прост: банк выдает сотни ипотечных кредитов, отдавая застройщикам большие суммы даже по банковским меркам. Одновременно с этим кредитное учреждение эмитирует облигации, обеспеченные этими кредитами. Продав облигацию, банк получает свои деньги назад и может снова ими управлять: инвестировать или выдать новую ипотеку.

Ипотечные облигации покупались и продавались по законам биржи. К их номинальной стоимости (сколько денег фактически привлек банк, выпустивший облигацию) добавлялась рыночная, зависящая от спроса. Благодаря этому выигрывали те, кто купил облигацию подешевле, а продал подороже. Банки же получали прибыль практически из воздуха: купонный доход по облигации, который платил банк, был обычно на два процентных пункта ниже, чем процент по ипотеке, который банк получал.

Цены на недвижимость росли, доступная ипотека провоцировала спрос, спрос толкал цены вверх. Люди инвестировали в недвижимость еще больше, брали новые ипотеки, покупали дома и снова толкали цены вверх.

Банки оценивали заемщиков все более лояльно: с одной стороны риски были застрахованы облигациями, с другой — количество желающих росло, оценивать их строго просто не было времени. Появлялись небольшие организации, выдающие ипотеку, которые почти не попадали под внимание регулятора в лице ФРС: глава службы Алан Гриспен верил, что свободный рынок отрегулирует себя сам.

Снижение качества заемщиков закономерно привело к отказам платить по ипотеке. Когда вступил в силу плавающий процент, платить ипотеку не смогли многие должники одновременно.

Поскольку кредиты были обеспечены недвижимостью, банк забирал ее себе и продавал на рынке. В итоге на вторичке оказалось большое количество недвижимости от банков на продажу. Предложение возросло, цены сначала притормозили свой рост, а затем пузырь и вовсе лопнул.

Облигации формировались из кредитов разной степени надежности. Чем меньше вероятность дефолта по ипотекам в основе бумаги, тем выше ее кредитный рейтинг, тем лучше она покупается. Однако облигации с самыми плохими кредитами получали сравнительно невысокую оценку рейтинговых агентств и теряли ликвидность. Чтобы повысить этот показатель, эмитенты пошли на хитрость: сделали деривативы из деривативов. То есть новые бумаги из старых, так называемые синтетические CDO, Collateralized debt obligations (по-русски — обеспеченные долговые обязательства).

«Плохие» облигации были обеспечены «плохими» кредитами с высоким риском невозврата. Однако если выпустить новую бумагу, обеспеченную «плохими» облигациями и какими-нибудь дополнительными активами, это будет уже новый инструмент. Соответственно, он получит новый кредитный рейтинг и будет котироваться на рынке в соответствии с ним, несмотря на низкое качество активов в основе.

Дополнительным активом стали кредитные дефолтные свопы. Это инструмент, который страхует инвестора от невыплаты долга по ценным бумагам. Скажем, инвестор-пессимист опасается дефолта по ипотечным облигациям. Он обращается в банк или инвестиционный фонд за страховкой, тот обязуется покрыть все убытки в случае невыплаты со стороны эмитента, а за это регулярно получает от инвестора страховую премию.

Банк или фонд выступает поручителем по кредиту за деньги, регулярные и стабильные, на весь срок поручительства. Настолько стабильные, что этими свопами тоже можно было торговать, создавая из них ценные бумаги: ведь мало кто верил в падение рынка жилья, но застраховать свои убытки хотели многие. А из этих ценных бумаг получать новые свопы, и торговать ими. Рынок раздулся до невероятного количества итераций: на бирже торговались CDO из свопов на CDO из свопов на CDO из «плохих» ипотечных облигаций, обеспеченных ипотечными закладными. Базовый актив — ипотечный кредит — потерялся в этой цепочке.

Количество сделок с одной ипотечной облигацией могло быть любым. Все равно что застраховать автомобиль в десяти страховых компаниях, а потом еще и перепродать право требования долга по страховке своему другу. Тот застрахует это право еще в десяти компаниях и перепродаст его дальше. В итоге за одно ДТП будет вынуждена платить сотня-другая страховых компаний, что и произошло в США в 2007.

Пока цены на недвижимость росли и в банки приходили все новые заемщики, вся эта громоздкая система приносила доход. Но как только цены стали снижаться, а невозвраты расти, рухнула структура, которая оценивалась уже в 62,2 триллиона долларов. Это несколько ВВП США. И поскольку ипотечные свопы, CDO и просто американские облигации торговались по всему миру, проблема сразу же стала глобальной.

Пузырь деривативов спровоцировал триллионные долги, многократно превосходящие стоимость базовых активов — ипотечных закладных — которые некому было возвращать. Финансовые компании по всему миру списали проблемных облигаций на 501 миллиард долларов одномоментно. К сентябрю 2009 банки в Америке и Европе потеряли порядка 1 триллиона долларов.

В распоряжении банков США оказалось чуть меньше миллиона жилых домов, которые невозможно было продать выгодно из-за падения цен на недвижимость (4). Потери банков по всему миру в разные годы оценивались от 1 до 4 триллионов долларов, и новые оценки продолжают появляться. Глава МВФ Кристин Лагард лишь в 2016 году заявила, что кризис 2008 преодолен, однако его последствия ощущаются до сих пор (5).

Инвесторы бежали от скомпрометированных ипотечных облигаций в защитные активы: сырье, золото, зерно. Это привело к росту цен на продукцию аграрно-промышленной отрасли, который спровоцировал продовольственный кризис в бедных странах. Небывалый рост показали цены на нефть, что сделало потрясение для богатых ресурсами стран, в том числе для России, не таким заметным.

На российской экономике кризис все же сказался: падением фондовых индексов и дефицитом ликвидности в банках. Впрочем, на российские рынки куда заметнее повлияли политические события. Война в Южной Осетии в августе 2008 и последующее нагнетание геополитичеких противоречий, внешние санкции и международная изоляция до сих пор не дают российской экономике восстановиться после 2008 года.

Экономические кризисы происходят раз в 7-12 лет, начиная со второй половины XIX века, подсчитали экономисты. Когда ждать следующего — неизвестно. Оценки экономистов расходятся. Кто-то считает (6), что со дня на день. Ряд экономистов уверены (7), что предпосылок для рецессии нет. Так или иначе, экспертам пока не удавалось однозначно спрогнозировать ни один кризис. Поэтому прогнозы следует читать, но быть готовым к турбулентности в любой момент, независимо от уровня оптимизма.

Снижать риски помогает диверсификация — распределение активов по разным инструментам. Отказываться от банковского депозита полностью необязательно. Он может входить в состав портфеля помимо акций, облигаций и нескольких валют. Чтобы выбирать разные биржевые инструменты, нужно открыть брокерский счет, пополнить его и начать инвестировать. Вариант для тех, кто не хочет погружаться в тонкости рынка — работать с персональным брокером. Он сформирует портфель, соберет аналитику и предложит инвестиционные идеи для сохранения и приумножения капитала.

1. www.lenta.ru
2. www.economist.com
3. www.secinfo.com
4. www.nytimes.com
5. www.tass.ru
6. www.vedomosti.ru
7. www.banki.ru